Пожалуй, нет более яркой иллюстрации бездушности,
античеловеческой сущности нынешнего режима, чем существующий у нас
порядок квот на оказание высокотехнологичных услуг.
Вот несколько месяцев назад я узнал, что умер мой хороший знакомый
Толя Лежнев. Было ему 49 лет, у него был рак желудка. Случайно, уже
много после похорон встретил его жену. Рассказала, что муж кричал,
просто исходился криком, визжал, стонал, рвал одеяло. Кололи ему
какие-то лекарства, которые под конец уже не помогали и не
облегчали его боль. Умер он после почти полугода чудовищных
мучений, умер, не узнавая никого вокруг себя. У государства не
нашлось денег для того, чтобы вставить ему какой-то прибор, он не
попал под квоту. Не хватает также денег еще на сотни и тысячи
людей, нуждающихся в лечении. По некоторым данным, лечение по квоте
получает только один из трех больных, к тому же эта квота выдается
один раз в жизни, а человек может лечиться не один раз. Власть
буквально говорит больным людям: нет денег, подыхайте!
Источник
Пожалуй, нет более яркой иллюстрации бездушности, античеловеческой
сущности нынешнего режима, чем существующий у нас порядок квот на
оказание высокотехнологичных услуг.
Вот несколько месяцев назад я узнал, что умер мой хороший знакомый
Толя Лежнев. Было ему 49 лет, у него был рак желудка. Случайно, уже
много после похорон встретил его жену. Рассказала, что муж кричал,
просто исходился криком, визжал, стонал, рвал одеяло. Кололи ему
какие-то лекарства, которые под конец уже не помогали и не
облегчали его боль. Умер он после почти полугода чудовищных
мучений, умер, не узнавая никого вокруг себя. У государства не
нашлось денег для того, чтобы вставить ему какой-то прибор, он не
попал под квоту. Не хватает также денег еще на сотни и тысячи
людей, нуждающихся в лечении. По некоторым данным, лечение по квоте
получает только один из трех больных, к тому же эта квота выдается
один раз в жизни, а человек может лечиться не один раз. Власть
буквально говорит больным людям: нет денег, подыхайте!
Кстати, введение квот — одна из главных «заслуг» именно Путина.
Началось все с приказа Минздрава РФ от 20.12.2000 N 445/77 «О
порядке приема больных учреждениями здравоохранения федерального
подчинения». Этот приказ активно пропагандировался — ведь до его
введения медицинская помощь вообще почти перестала оказываться.
Как говорится, за что боролись — на то и напоролись — нет денег —
ложись в гроб. А вот если посчитать — сколько бы жизней смогли
спасти миллиарды ближайших друзей Путина Абрамовича и Дерипаски,
если бы были направлены не на покупку Челси, не на проституток и
яхты, а на помощь больным детишкам?
Или все-таки это очень стыдно — считать деньги в чужом кармане?.. А
не те ли это, случайно, деньги, на которые в СССР оказывалась
безусловная и бесплатная медицинская помощь?
Для тех, кто интересуется проблемой квотирования медицины —
подборка статей внизу:
История последних двух месяцев — лишь часть долгой истории
российского «квотируемого» здравоохранения последних лет. «Миллион
человек в год умирает в России от излечимых болезней», —
утверждает президент РАМН Михаил Давыдов, директор Российского
онкологического научного центра им. Н.Н. Блохина.
Чтобы получить высокотехнологичную медицинскую помощь, которую не
могут оказать в районной или городской больнице, нужна квота от
департамента здравоохранения региона. Квота — разрешение на
госпитализацию в специализированный центр и гарантия федерального
финансирования, которое придет за таким больным в клинику.
Квоты — это целый клубок проблем.
Первая проблема — получить квоту в регионах удается далеко не
всем.
Вторая — где лечиться и лечиться ли вообще, решают чиновники
от здравоохранения, а не больной и не лечащий врач.
Третья — деньги, которые выделяются каждому «квотируемому», в
большинстве случаев не покрывают стоимости высокотехнологичного
лечения.
Четвертая — часто одному больному требуется лечение в
нескольких медицинских центрах, а квота рассчитана только на
один.
***
Сотрудники фонда «Подари жизнь», помогающие врачам и пациентам
нескольких московских клиник, взяли на себя сбор и подготовку
необходимых для получения квот документов и даже переговоры с
министерством. А вмешательство федерального ведомства потребовалось
потому, что многие регионы не заказали квоты в столичные
клиники.
Екатерина Чистякова, директор программ фонда «Подари жизнь»,
объясняет: «Добывать квоту — отдельная работа. Пациенты
болеют, врачи их лечат. Им не до бумажек. Штатных единиц, которые
связывались бы с регионами, посылали решения комиссии по
госпитализации и выписки, потом отслеживали, готова ли квота,
просили, торопили, — просто нет. Эта работа падает на врачей.
Если пациенты — дети, то мама или папа при них. А если дома
есть еще дети? Да и зарабатывать должен хоть кто-то в семье, пока
ребенок болеет».
Тане Назаровой из города Гуково Ростовской области после курса
химии в январе этого года потребовался курс лучевой терапии —
у девочки опухоль головного мозга. Лучевая терапия показана и Саше
Дудникову, тоже жителю Ростовской области, с диагнозом
апластическая астроцитома. Такую терапию дети могут получить в
Российском научном центре рентгенорадиологии (РНЦРР). Но Ростовская
область не заказала ни одной квоты в этот центр, хотя в
Ростове-на-Дону не проводят лучевую терапию маленьким детям. Чтобы
госпитализировать ростовчан в РНЦРР, благотворительный фонд «Подари
жизнь» написал гарантийное письмо, обязавшись оплатить лечение,
если квоты не будут предоставлены. Только таким чудесным образом
детей на этом этапе спасли — начали лечить.
— Мы благодарны фонду, — говорит мама Тани, Наталья
Назарова. — Я надеюсь, что после этого курса Таня поправится,
но знаю, что некоторым детям требуется повторный курс. Что делать,
если он понадобится Тане уже в этом году?
Мы задали этот вопрос пресс-секретарю Минздравсоцразвития. Нам
ответили: «Обращаться в министерство — 127994, ГСП-4, Москва,
Рахмановский переулок, 3, департамент высокотехнологичной помощи».
Больные, у которых счет идет на дни, будут писать письма?
***
В советское время, когда медицина была бесплатной, на лечение в
московские или питерские клиники с периферии было не попасть. В
постсоветские времена во всех крупных медицинских центрах появились
платные услуги, а четких правил, по которым можно было получать
лечение за счет бюджета, не было. Минздравсоцразвития решило
навести порядок. В 2005 году появился приказ «О порядке направления
граждан… к месту лечения при наличии медицинских показаний».
Но и в 2007-м, и в 2008 году Росздравнадзор (федеральный орган,
который следит за соблюдением законодательства в здравоохранении)
по результатам проверок указывал, что «имеют место системные
нарушения». Комиссии, направляющие на ВМП (высокотехнологичная
медицинская помощь. — Прим. ред.), в ряде регионов работали
без документации, часто никак не фиксировали отказы — сколько
больных отфутболили на региональном уровне, никто не знает. Сроки,
в которые рассматривались документы, были «необоснованно
длительными».
Для того чтобы пациент попал на высокотехнологичное (читай —
очень дорогое) лечение в какой-либо центр, он должен пройти три
комиссии.
Первая — в поликлинике или больнице, где лечащий врач
обнаружил заболевание, которое не в силах вылечить на месте. Здесь
больному нужно получить направление за подписью главврача и выписку
из истории болезни с рекомендацией о необходимости ВМП. Потом эти
документы надо сдать в департамент здравоохранения региона. Здесь
— следующая комиссия. На этот раз — субъекта Федерации
по «отбору больных на оказание ВМП».
По решению региональной комиссии на больного оформляется «талон на
оказание ВМП» или его вносят в «лист ожидания». Все «талоны» и
«листы ожидания» размещаются на сайте, созданном в этом году
Минздравсоцразвития.
Третью комиссию пациенту нужно преодолеть в лечебном учреждении,
куда его направили. Здесь тоже смотрят, нет ли противопоказаний для
госпитализации. И только тогда — лечение.
В своих отчетах по результатам проверок за прошлые годы
Росздравнадзор указывал, что нет «единой информационной системы,
объединяющей всех участников ВМП». С появлением сайта министерство
может откорректировать очереди на лечение, перекинув квоту одного
региона в другой. Начали обмениваться квотами и сами регионы.
Это значительный шаг вперед, но теперь, когда он сделан, стали
видны и просчеты. Можно выстроить систему по выделению квот и
направлению больных на лечение, можно обеспечить прозрачность
«листов ожидания». Но все это не поможет увидеть больных, которым
отказали — не дали квоты и не поставили в «лист ожидания». В
регионах далеко не каждого нуждающегося вносят в этот «лист». Часто
отделываются просто устным отказом: «Квот нет». О тех, кому
отказали, можно узнать только случайно, если эти настойчивые
пациенты стремятся получить квоту через Минздравсоцразвития. Чаще
всего это дети, за их жизнь родители бьются, несмотря на отказы в
регионах (если родители, отчаявшись, сдаются — дети умирают
без помощи у себя дома). Валентина Широкова, директор департамента
развития помощи детям Минздравсоцразвития, уверяет, что готова
рассматривать каждое такое обращение и помогать в индивидуальном
порядке.
***
За пациентом идут деньги, отдать их в федеральный центр или
оставить у себя в регионе, в местных клиниках, имеющих право на
оказание ВМП, решают местные чиновники от здравоохранения.
Объясняют свое решение целесообразностью: если есть возможность
оказать помощь в регионе, зачем больному ездить в Москву или Питер.
Но кто убедит родителей, что деньги на лечение ребенка лучше
оставить в регионе, когда, например, в московском институте детской
онкологии и гематологии выживают 80% детей, а в целом по стране с
аналогичными заболеваниями — меньше 60%?
Росздравнадзор еще по итогам проверок 2007 года указывал: «Не
созданы нормативно-правовые документы, обеспечивающие право
пациента на выбор медицинской организации, оказывающей ВМП». Нет
права на выбор у пациента и до сих пор.
Какая сумма положена на определенный вид высокотехнологичной
медицинской помощи в 2009 году, определено приказом министерства.
Квота по профилю «онкология» для федеральных медицинских учреждений
в этом году 109,8 тыс руб.
На что может хватить этих денег? В институте детской онкологии и
гематологии онкоцентра им. Н.Н. Блохина рассчитаны коммерческие
цены для лечения иностранцев. Один месяц лечения больного лейкозом
— 250—300 тыс руб. А находится больной в клинике до
восьми месяцев. Как лечебные учреждения выходят из положения?
Приходится выписывать больного, посылать за новой квотой, а потом
опять госпитализировать. Но дадут ли очередную квоту — всегда
вопрос.
Кроме того, некоторым больным невозможно помочь в одной
клинике.
Егору Опарину после операции в институте Бурденко нужна была
химиотерапия. Лечащий врач института созвонился с отделением
химиотерапии НИИ детской онкологии и гематологии и мальчика
перевезли на Каширку. Но Егор — из Иванова, мама не оставляет
его ни на час, а квоту может предоставить только управление
здравоохранения по месту жительства. Номер квоты — это тот
заветный шифр, по которому аптека онкоцентра выделит лекарство, а
любой диагностический кабинет проведет исследование.
Егора все-таки начали лечить, не дожидаясь, пока Дмитрий, его папа,
получит квоту. Но эта история — исключение. Лечение без квоты
— нарушение порядка, заведенного министерством. Отказ от
лечения — нарушение медицинской этики. «Что делать, если в
институт без квоты обращаются родители с ребенком, у которого
лейкоз или лейкома? — говорит доктор медицинских наук,
заместитель директора по научной и лечебной работе НИИ детской
онкологии и гематологии онкоцентра им. Н.Н. Блохина Георгий
Менткевич. — Положить — нарушить приказ. Но не положить
невозможно: надо максимально быстро начинать лечение, потому что за
сутки опухоль способна удвоиться. А за те дни, что потребуются
родственникам для получения квоты, больного ребенка просто не
станет». Вот парадокс российского здравоохранения: больного можно
вылечить, но лечить —нельзя. Без квоты.
Автор Людмила Рыбина www.novayagazeta.ru
Источник