«Меня вызвали в полпредство, ГФИ потребовал
сняться. Все вопросы должен был решить…»
Слабонервным и искренне верящим в честное
государство этот текст лучше не читать. Остальным он даст богатую
пищу для ума. Почему высокопоставленный сотрудник администрации
президента неожиданно ушел в отставку? Как главе облизбиркома
одного из субъектов РФ удалось получить неприлично дорогой «Lexus
LX 570»? Где сотрудники милиции объединили усилия с «синими»
делегатами воров в законе? Кто из членов партии «Единая Россия»
запросто говорит от имени Путина и решает кадровые вопросы? Это
интервью шокирует многих. Мэр Сысерти – маленького городка в
Свердловской области, вокруг которого кипит такое, что «живые
завидуют мертвым», решился рассказать всю правду об этих выборах.
Его шантажировали, чиновники предлагали ему деньги за снятие,
силовики устраивали маски-шоу, довели до инфаркта тещу, его мама
готова объявить голодовку у стен полпредства, а жители его города
готовы перекрыть федеральную трассу.
«Меня вызвали
в полпредство, ГФИ потребовал сняться. Все вопросы должен был
решить…»
Слабонервным и искренне верящим в честное
государство этот текст лучше не читать. Остальным он даст богатую
пищу для ума. Почему высокопоставленный сотрудник администрации
президента неожиданно ушел в отставку? Как главе облизбиркома
одного из субъектов РФ удалось получить неприлично дорогой «Lexus
LX 570»? Где сотрудники милиции объединили усилия с «синими»
делегатами воров в законе? Кто из членов партии «Единая Россия»
запросто говорит от имени Путина и решает кадровые вопросы? Это
интервью шокирует многих. Мэр Сысерти – маленького городка в
Свердловской области, вокруг которого кипит такое, что «живые
завидуют мертвым», решился рассказать всю правду об этих выборах.
Его шантажировали, чиновники предлагали ему деньги за снятие,
силовики устраивали маски-шоу, довели до инфаркта тещу, его мама
готова объявить голодовку у стен полпредства, а жители его города
готовы перекрыть федеральную трассу.
На интервью Серебренников соглашается неожиданно. Вообще, со 2
марта он не общается с прессой – только короткие комментарии
после объявления итогов выборов, да решения суда, который усомнился
в победе политика. Предложения о большом интервью – отвергал,
и вдруг – согласился. Встречу назначает не в Сысерти, а в
Екатеринбурге – в 23 часа. В это время он приезжает домой с
работы, чтобы на следующее утро, в 6 часов, проснуться и поехать в
Сысерть – на рабочее место.
— Максим Павлович, почему вы так долго молчали, не общались с
прессой?
— На меня оказывалось очень серьезное давление со стороны различных
государственных структур. Все началось 3 марта, когда была встреча
с главным федеральным инспектором. Тогда он предложил мне снять
свою кандидатуру, притом это произошло уже после выборов.
— А кто был инициатором встречи?
— Мне позвонил один мой знакомый и сказал, что у ГФИ есть желание
встретиться. Мы договорились о времени и месте, и в 9 вечера я
пришел в пустое кафе, где за столиком был только один человек. Это
оказался Островский.
— Он объяснил свой интерес к вам?
— Якобы, полпреду принесли кучу негативной информации против меня.
Полпред у нас человек новый, очень уважаемый юрист. Он должен был
как-то на нее отреагировать, и моя встреча с ГФИ – это
реакция. Я спросил, откуда взялась-то эта информация — «Может, вы
ее сами нарисовали на коленке?» — но ответа не получил.
— А что там было?
— Могу только догадываться. По слухам, меня связали со всеми
бандформированиями и группировками, которые только существуют.
Разве только вот с Усамой бен Ладеном пока не дружу. Но, как я
понял, если будет надо, то и с террористом №1 мира свяжут.
Я спросил, понимает ли ГФИ, что пытается ни за что испортить мне
жизнь, у меня трое детей, которым расти и жить в этом городе, в
этой стране. И если здесь такой подход к людям, то им нужно
уезжать. Но ответа не получил.
— Он что-то предлагал?
— Как мне показалось, он предупредил, что если я пойду дальше, то
возможны различные инсинуации, возбуждение уголовных дел на меня,
на моих родных и близких. И ничего, что за мной нет нарушений
закона, – возможности таковы, что на любого человека можно
возбудить уголовное дело, на полгода испортить ему жизнь, а потом
тихо дело закрыть.
— Почему вы решили, что это не просто пугалка, а реальное
предостережение?
— Он сказал, что для примера будут возбуждены уголовные дела на
людей, которые помогали мне в выборной кампании; не на близкий
круг, а на тех, что работают в «поле». Хотели возбудить уголовное
дело по факту наезда на пешехода со смертельным исходом. Я
переспросил, действительно ли такое было, и мне сказали, что такого
может и не быть, но свидетели найдутся и дело возбудят. Меня это
удивило.
Вообще, мы проговорили несколько часов. Честно скажу, меня
возмутило, что ради каких-то выгод было решено идти на любые
нарушения. Я честно отработал и депутатом Гордумы Екатеринбурга, и
сенатором палаты представителей, много сделал для партии, работая и
на выборах президента Дмитрия Медведева, и на выборах в
Государственную думу. И вдруг кто-то решил просто взять и опорочить
меня, предоставить ложную информацию полпреду, только приехавшему
сюда, человеку новому и порядочному. Я смотрю по его поступкам
– он меняет ситуацию и в области, и в округе. И перед таким
человеком меня решили просто взять и очернить. Это дикая ситуация,
и мириться с ней было неприятно. У меня возмущена мама. Она
говорит, что сама готова пойти к полпреду, рассказать ему правду.
Для моего старшего сына вся эта ложь – тоже удар. Ему
16…
Я сказал ГФИ обо всем этом, но мне пообещали одно: если я откажусь
от дальнейшей борьбы, ситуация потихонечку поменяется.
— Как принесли докладную, так и унесем?
— Да, покажем, что была ошибка и ты достойный человек. Потом будем
тебя поддерживать, вводить в другие структуры. А если не снимусь
– то все, враг народа. Хотя какого народа? Люди-то свое
мнение выразили 1 марта на избирательных участках, а все остальные
разговоры – это уже игра какой-то мелкой кучки
функционеров.
— После этого разговора вы не думали встретиться с
Винниченко?
— Думал. Но как? Мне надо было стоять у полпредства и хватать его
за рукав? «Николай Александрович, выслушайте меня, пожалуйста, я ни
в чем не виноват». Я просил Островского организовать мне встречу,
уже как главе района, но получил отказ. Мне сказали, что Винниченко
со мной встречаться не будет.
— Почему вы все-таки решили, что на той встрече были не пустые
угрозы?
— На следующий день мне позвонили из Сысерти и рассказали, что к
одному из агитаторов пришел наряд милиции. Его дома не было, начали
угрожать жене, забрали ее в райотдел, требовали найти мужа. Якобы,
накануне он… сбил (!) человека. Женщина показывала на машину
– целую, без царапин, — но ее даже слушать не стали. Этот
звонок стал доказательством реальности предупреждений.
Когда мне 4 марта позвонил ГФИ, спросил, все ли я понял и готов ли
сняться с выборов, я ответил, что готов. В тот мне показалось, что
последствия в отношении невиновных людей могут быть самыми
страшными, поэтому я согласился на встречу. Встретились мы в его
кабинете на Октябрьской, 3 – думаю, в бюро пропусков моя
запись сохранилась. Мне надо было написать заявление о снятии с
выборов. Поскольку комиссия еще не подвела окончательных итогов
голосования, мое снятие привело бы к тому, что голоса в мою
поддержку не учитывались.
Я заявление написал и передал ГФИ. Мне было важно, чтобы любое
давление на мою команду прекратилось. Он тут же кого-то набрал по
телефону, и сказал мне, что вопрос решен. А потом сам поехал в
Сысерть и лично передал заявление в избирательную комиссию. Уже на
выходе из полпредства мне позвонил Валерий Савельев (глава
AVS-групп, депутат палаты представителей. – прим. ред.) и
сказал, что надо встретиться. Я приехал к нему. Он сказал мне: «Мы
должны решить с вами наш вопрос».
— У Савельева вообще заметная роль в этой кампании. Мы писали, что
он финансировал вашего конкурента Старкова, поскольку гарантировал
это во время покупки Уральского завода гражданской авиации. Та ваша
встреча была первой?
— Нет, Савельев уже встречался со мной недели за две до дня
голосования. Он говорил, что все очень серьезно, что надо сняться в
пользу Старкова. В обмен предлагал место какого-нибудь
заместителя.
— С гарантиями?
— Какие могут быть гарантии? Только словесные. Ну и еще обещали
показать такой компромат на меня, увидев который я тут же приму
правильное решение, снимусь. Намекали на уголовные дела, но я-то
знаю, что за мной ничего подобного нет. Мне же прямо сказали, вот
мы сделаем, и ты увидишь.
— Как Савельев мог делать подобные предложения? Он же единоросс,
а у партии в тот момент был свой официальный кандидат –
Рощупкин.
— Объяснение было бессвязное. Я спрашивал, как он может
поддерживать не члена партии, а в ответ мне только улыбались: «Вот
принято такое решение, нам это нужно». Вроде как членство в партии
никого и не волнует, а средства для победы будут выделены без
ограничений.
— Кто это «мы»?
— Просто «мы». Он обещал принять некоторые решения, которые я
замечу. И на следующий день после разговора меня вычеркнули из
кадрового резерва «Единой России». Может быть, это было и
совпадение, но очень странное.
— А потом позвонил и спросил, заметили ли результат?
— Не звонил, на следующей встрече было сказано, что это только
начало. Они знали, насколько мне, человеку, отдавшему партийной
работе много лет, будет неприятно.
— Получается, что решения о приеме и исключении из кадрового
резерва «Единой России» принимает Савельев?
— Выходит так. Мне было сказано, что будет вложено столько денег,
что любая борьба бесполезна; что на выборы приедут люди из
Екатеринбурга, из Перми и будут работать на Старкова. В дни
голосования мой штаб это зафиксировал, мы подавали несколько
десятков заявлений в милицию о массовых подкупах избирателей: есть
и видеозаписи, и аудиозаписи.
— Какая сумма предлагалась за Старкова?
— Зафиксировано, что предлагались и деньги, и алкоголь. Во время
досрочного голосования платилось 350 рублей за голос, потом было
500 рублей, а в день выборов – до 1 тыс. рублей.
— А зачем это нужно Савельеву?
— Я спросил об этом, и мне сказали, что какие-то большие люди хотят
победы именно Старкова. Что за люди – не знаю.
— Вы отказались сниматься?
— Когда мне было предложено стать замом у Старкова, я честно
сказал, что не верю ему, потому что перед выборами мы
договаривались не совершать никаких выпадов друг против друга, и он
слово не сдержал. Я сказал Савельеву, что готов разговаривать о
взаимодействии только под его личные гарантии. Он взял время
подумать над этими гарантиями, но на следующий день против меня
вышла газета, явно поддерживающая Старкова, в которой мне нанесли
личные оскорбления. Не хочу их даже пересказывать.
Днем, когда позвонил Станкевич (советник Савельева. – Прим.
ред.) и пригласил на встречу обсуждать эти гарантии, говорить с
ними было уже не о чем. Я спросил, как можно выпускать подобную
грязь в тот момент, когда мы находимся в переговорах, и Станкевич
принялся рассуждать, что листовки – это предвыборная лирика,
а мы вот занимаемся делом. Тут я вспылил и отказался – на
этом переговоры закончились.
— Хорошо, но после встречи с Островским вы снова встретились с
Савельевым.
— Да, мы обсудили выборы. Кстати, у меня есть запись и этого
разговора, и других встреч, о которых я вам рассказываю.
Меня спросили, сколько я потратил на кампанию, предложили
компенсацию. Но я шел на выборы не для того, чтобы торговать
креслом главы, меня интересовало решение проблем избирателей моего
района, и раз уж под таким нажимом мне приходилось отказываться от
своих планов, обещаний данных избирателям, я просил дать
возможность выполнить хотя бы часть своих проектов. Тем более, что
ГФИ обещал поддержку и участие в государственных управленческих
программах. Обо всем этом я сказал Савельеву, он встал, вышел
позвонить и сказал, что вопрос будет решен завтра после 19 часов.
Но мне этот вариант не подходил – комиссия подводила итоги
выборов в 18 часов, поэтому вопрос надо решать часов до пяти. На
этом мы расстались, договорившись созвониться на следующий день, 5
марта.
— Созвонились?
— Нет, мне никто не звонил. Ни Савельев, ни Островский трубки не
брали. В 17 часов я выехал в Сысерть, и без двух минут шесть, когда
комиссия уже выходила на подведение итогов выборов, принес новое
заявление, отменяющее предыдущее. Здесь началось…
— Что?
— Мне позвонил ГФИ, сказал: «Ты не представляешь, что ты сделал!»
Были требования, чтобы я немедленно вернул заявление о снятии. Я
ему напомнил о наших договоренностях, о том, что мне никто не
предложил варианта решения. Для себя я понимаю, что меня хотели
просто обмануть. Он мне ответил: «Ты думаешь, что у меня кроме тебя
других дел нет?»
— Предупреждал о чем-нибудь?
— Я услышал, что совершил непоправимую ошибку. Потом началось самое
интересное. Милиция, представители группировки «синих» ездили по
району, заставляя людей писать заявления о фактах подкупа в мою
пользу. Они просто заходили в дома, не представляясь, забирали
людей в отделение, несколько часов добивались нужных показаний. В
некоторых случаях доходило до стрельбы. Я уже был главой района и
получал десятки жалоб от жителей с требованием прекратить этот
произвол. Мне надо было на них реагировать – я обратился в
УФСБ.
— Там была реакция?
— Да, мне сообщили, что этот вопрос не относится к компетенции ФСБ,
и передали мои материалы в прокуратуру. Там возбудили уголовное
дело.
— На семье ваш отказ как-то сказался?
— И на семье тоже. 8 марта моей теще позвонили и с ходу сказали:
«Сейчас за вами приедем, отвезем в ГУВД для допроса». На вопрос,
что же случилось, ответили: «Там и разберемся». Теще 64 года, ей
стало плохо, пришлось вызывать «скорую», и врачи честно нам
сказали, что повезло – опоздай они на пять минут, уже не
спасли бы. Дома был еще и годовалый сын, который просто
уревелся.
Такого цинизма со стороны правоохранительных органов я никогда в
жизни не видел. Прийти в праздник, решив, что есть какие-то вопросы
к моей теще.
— У вас с тещей был какой-то общий бизнес? Может быть, что-то из
вашего бизнеса на нее зарегистрировано?
— (удивленно) Моего? Нет, никогда. У нас нет общих дел, кроме
воспитания внука.
— Милиционеры-то приехали?
— Да, оцепили дом, несколько часов длилась осада. Но у них не было
никаких документов, подтверждающих право зайти к нам… А
потом тещу увезли на «Скорой», и этот эпизод закончился.
— Начались суды.
— Да, мне сразу сказали, что надеяться на суды бесполезно. К тому
моменту уже было сознательно создано негативное отношение ко мне.
Уже возбудили надуманное уголовное дело по факту подкупа, и я знаю,
как его пытаются расследовать, с давлением на людей.
Еще «помогла» областная избирательная комиссия. В Сысерть приезжал
председатель Мостовщиков, и после его приезда в районной комиссии
исчезли документы по нескольким участкам. Те самые документы, что
сейчас рассматриваются в судах. С нас брались объяснения, а потом
выяснилось, что они находятся в областной комиссии. И именно после
того, как их вернули из облизбиркома, в документах были найдены
нарушения, по которым сейчас и устроено судилище.
Попытка обвинить меня в подкупе в суде была отвергнута, никакого
подкупа не было, свидетелями против меня выступали агитаторы
Старкова. Но мне сказали, что решение все равно предопределено
– там как раз прошло совещание полпреда с единороссами.
— После него вас исключили из «Единой России».
— Да, и сделали это специально, чтобы создать нужный фон для судов,
мол, есть некая государственная позиция в отношении меня. Мне
говорят, что это была инициатива Савельева.
— Но поддержанная региональным отделением.
— Руководство отделения ввели в заблуждение. Ведь раньше, когда я
участвовал в выборных кампаниях, мне были одни только
благодарности, потому что на тех участках, за которые я отвечал,
результаты были даже выше среднего. Никаких намеков о том, что я
где-то состою, в каких-то формированиях, никогда не было –
отношения с тем же Шептием, Бариновым были рабочими.
— Но сейчас идет новый суд.
— Особых иллюзий по нему у меня нет.
— А как вообще настроение?
— Меня не сломали, но вера в объективность подорвана. Понимаете, с
приходом Путина, со всеми переменами, как и большинство граждан
России, я испытал гордость за свою страну, работал бескорыстно и
искренне, хотел участвовать в становлении новой России. Я верю в
это и детей так воспитываю. И вдруг мне в спину нанесен такой удар,
притом в пользу чьих-то личных интересов. Такой удар, что
перечеркивает и мое будущее, и будущее моих детей. Это подло и
бесчеловечно, а главное непонятно, что делать дальше. Мне осталось
только покинуть родину?
— В вашу поддержку уже собрано полторы тысячи подписей. Они же
направлены Путину, Медведеву…
— Даже больше, и люди каждый день звонят, просят разрешить им выйти
на улицу. Они говорят, что в этой ситуации о них вытерли ноги,
отказались признавать их решение, голоса перечеркнули и выкинули на
помойку.
Звонят даже те, кто 1 марта голосовал за других кандидатов. Сегодня
вот один мужчина сказал: «Я в вас не верил, но вижу, что
происходит, и теперь я на вашей стороне». Люди же понимают, как
идет тот же самый суд. Что меня пытаются снять не за мои нарушения,
а за ошибки избирательных комиссий, которые, например, Верховный
суд России в аналогичных процессах не признает достаточным
основанием для отмены итогов голосования. Эта информация была
доведена до судьи, но она не учла ее.
Конечно, это вызывает возмущение. Но я человек ответственный и не
хочу допустить массовых протестов. Пусть меня будут убирать с этой
должности, но бунтов и митингов у нас не будет. Сейчас в стране не
самая спокойная ситуация, а я человек государственный и допускать
волнений не намерен.
— А как вы восприняли отставку Островского?
— (после долгой паузы) Искренне говорю, не порадовался – я
так воспитан, не злорадствую. Это решение полпреда важно другим,
оно показало, что Николай Александрович — человек порядочный, стоит
на государственных позициях, внимательно наблюдает за ситуацией в
регионе и имеет альтернативные источники информации. Думаю, он
все-таки отслеживает поведение своих сотрудников, и вот это
вызывает уважение и надежду, что он объективно разберется в
сысертских выборах. А больше и не надо.
Нынешняя же ситуация в районе страшна тем, что в угоду чьим-то
мелким интересам можно подложить мину под всю избирательную систему
России. Мы уже получили недоверие большинства избирателей во всем
районе, потому что люди увидели, что от них ничего не зависит.
Члены участковых избирательных комиссий говорят, что больше не
примут в этом участия, а ведь их обучали достаточно долгое время.
Во-вторых, создающийся прецедент опасен и для других территорий
– им можно пользоваться, чтобы снести всю избирательную
систему страны. Сейчас идет второй суд, и на каждом участке мы
вытаскиваем такие же нарушения, какие были на первом суде и привели
к отмене итогов голосования. Кому это надо?
Вопросы — Михаил Вьюгин, Аксана Панова, © «URA.Ru»